Согласно официальной истории, через три или четыре года после путешествия Константина в Хазарию каган был обращен в иудаизм (около 865).
Вернувшись после этих неудач в Крым, Философ решил хоть в чем-то добиться успеха, и обратил в христианство народ Фул. Полагают, что город Фул находился на северо-восточном склоне Крымских гор. Его жители поклонялись священному дубу, и Константин в качестве последнего аргумента срубил его. [35] Это похоже на рассказ об обращении в христианство гуннов албанским епископом Израэлем в 681–682 годах. Гунны, как и фульцы, поклонялись священному дубу, а Израэль, как и Константин, срубил его.
Через год после возвращения из Хазарии Константин с братом Мефодием предпринял новую миссию, теперь на запад — в Паннонию, Венгрию, а не на восток, в Хазарию; так считают традиционные историки. На самом деле Хазария и Паннония — это было рядом.
Инициатива новой миссии исходила якобы от князя Ростислава из Моравии; в 862 году его посланники прибыли в Царьград и просили императора направить проповедников в Моравию для насаждения там христианства. К этому времени часть моравского народа, включая самого князя Ростислава, уже была обращена через германских миссионеров. Последние, однако, не были знакомы со славянским языком, что являлось серьезной помехой для проповедей: привезенные немцами церковные книги были на латыни, на том же языке проводились церковные службы, которые потому и не воспринимались коренным населением.
С церковной точки зрения Паннония находилась под юрисдикцией Рима, епископ Зальцбургский провозгласил свое господство над этим регионом. Что касается международной политики, то в 840 году король Людовик Немецкий поставил там князя Ростислава как своего вассала. Сперва Ростислав оставался верным Людовику, но позднее попытался освободить свою страну от германского владычества. В 855 году Людовик послал войска в Моравию, а позднее предложил болгарскому царю Борису союз против Моравии. Чтобы предвосхитить опасность быть атакованным болгарами вместе с германцами, Ростислав и попросил византийского императора о помощи как дипломатической, так и церковной, что, впрочем, совершенно непонятно. Чем могла бы помочь Византия стране, не имеющей с ней прямых границ, к тому же зажатой меж двумя врагами?
Историки считают, что вполне естественным для патриарха Фотия было доверить новую миссию тем же Кириллу и Мефодию, ввиду их опыта в миссионерской деятельности, который они приобрели в Хазарии (опять странность, ведь миссия в Хазарию оказалась неудачной).
Считается также, что обсуждая в Царьграде план предстоящей работы, Константин с самого начала настаивал на использовании славянского языка моравской церковью. Его идею поддержали и патриарх, и император. Византийская церковь в некоторых случаях была готова согласиться на использование местных языков в церковной службе, в отличие от обычно бескомпромиссного отношения Рима, — говорят историки. Но, похоже, здесь они ошиблись. Раз папа признал Священное писание на славянском языке за каноническое, то и план миссионерской деятельности обсуждался не в Царьграде, а в Риме.
Коль скоро было принято решение об использовании славянского языка в церковных службах в Моравии, сразу возникла проблема наличия церковных книг, переведенных на славянский; а устойчивого местного алфавита не было. Константин должен был либо согласиться на то, чтобы использовать греческий алфавит для передачи славянских букв, либо изобрести совершенно новый славянский алфавит. По «Житию», Константин выбрал последнее и составил свой собственный алфавит: начал он молиться вместе со своими помощниками, и вскоре «Господь внял молитве его приближенных, и божественная мысль осенила Константина, и он составил буквы». Отчего не взял он за образец «русские буквы», которые изучал в Крыму, непонятно.
Славянский алфавит, используемый в церковных книгах, а в переработанной форме и в светской литературе русскими, украинцами, болгарами и сербами, называется кириллическим, в соответствии с монашеским именем Константина. Однако многие исследователи сейчас сомневаются в том, что это именно тот алфавит, который был изобретен Константином (Кириллом), и приписывают изобретение кириллического шрифта болгарскому ученику Мефодия в конце девятого века. Что касается Константина, то многие считают его изобретателем так называемого глаголического алфавита. Проблему эту трудно решить, поскольку не только не сохранилось ни одного автографа Константина, но не найдено и ни одной славянской рукописи того времени. Самые ранние образцы глаголического и кириллического шрифтов относятся ко времени царствования болгарского царя Симеона (892–927).
Считается, что за основу кириллического алфавита был взят греческий с использованием некоторых дополнительных знаков для передачи звуков, которых нет в греческом языке. Известно, что и латиница произошла от греческого, но тогда не ясно, что за письменность была на самом деле взята за основу при создании славянской азбуки. Что касается глаголического алфавита, то и его происхождение до сих пор остается загадкой. Одно время существовало общее мнение, что он произошел от греческой скорописи.
Историки объясняют особенную трудность миссионерского положения братьев тем, что им приходилось быть одновременно в добрых отношениях и с Византией, и с Римом. В сущности, между западной и восточной церквями еще не было схизмы. Даже обличение папской политики Фотием, прозвучавшее в 867 году, не разрушило общности церквей, поскольку позднее сам Фотий возобновил отношения с Римом. Окончательный разрыв произойдет двумя веками позже, во время патриаршества Михаила Керулария (1054).
Щекотливость положения Константина и Мефодия происходила, согласно официальной истории, из того факта, что они были посланы в качестве миссионеров патриархом Константинополя в земли, относившиеся к юрисдикции папы Римского. В самом деле, кто бы им позволил хозяйничать в чужих землях?! Если бы братья по прибытии в Моравию настаивали на ее духовном подчинении Константинополю, то они бы нарушили канонический порядок. Но они ничего подобного не сделали, будучи наполнены истинным христианским духом, а не соображениями церковной политики. Их целью было организовать славянскую церковь в Моравии (которая, вспомним, здесь уже была), а не расширять границы византийского патриаршества. Противостояние, которое они встретили сразу же, исходило не от Рима, а от германского духовенства. Поскольку же это духовенство канонически было подчинено папе, то именно к папе и обратились Константин и Мефодий за подтверждением их полномочий в Паннонии и… вступили в полное противоречие с целями призвавшего их князя. Историки, похоже, сами забыли, зачем поехали в Моравию миссионеры.
В 868 году Константин и Мефодий отправились в Рим, чтобы защитить права славянского языка; эта миссия имела полный успех, и папа Адриан торжественно возложил копии славянских литургических книг на алтари некоторых римских церквей.
К тому времени здоровье Константина было сильно расстроено неустанными трудами, и он умер в Риме после получения монашеского чина под именем Кирилл (869). Мефодий готов был продолжать труд в одиночку, и в 870 году папа посвятил его в сан епископа Паннонии с епархиальным центром в Сирме (Митровица). Казалось, что дело славянской церкви обеспечено, но в это время в Моравии произошел дворцовый переворот: немцы искусно воспользовались разногласиями между князем Ростиславом и его племянником Святополком. С помощью немцев Святополк арестовал дядю и захватил моравский трон. Впрочем, вскоре немцы предали и его, вторгшись в Моравию; лишь в 874 году Святополк изгнал их.
Сопротивляясь немцам политически, Святополк был готов к компромиссу с ними в делах церковных. Он признал Мефодия архиепископом, но в то же время пользовался советами герцогского священника Вихинга, который противился славянским литургиям, интриговал против Мефодия, посылал на него доносы папе. Мефодий еще раз отправился в Рим, и хотя ему удалось оправдаться перед папой, тот, чтобы не возбуждать раздражения немецких прелатов, постепенно стал сокращать использование славянского языка в моравской церкви. После смерти Мефодия (885) в Моравии прекратилось использование славянского языка для литургических служб, последователи Мефодия были изгнаны из страны, и вынуждены были найти убежище в Болгарии (а не в пославшем их в командировку Царьграде, что тоже интересно).